В Российских научных учреждениях, кроме научного и научно-технического штата (который часто отличается от научного только отсутствием степени) имеются и более пролетарского свойства сотрудники. Самая многочисленная диаспора – это, пожалуй, водители. На западе такой профессии, как водитель научного института, нет вообще. Там на лабораторию покупают машину и просто оформляют сотрудникам доверенности на управление ею. Или вообще сотрудники пользуются своей машиной, покупая за средства проекта только ГСМ. А вот у нас так упорно и остаётся старая, более дорогая и неудобная схема. При получении гранта выезжать в поля на своей машине нельзя – нецелевое использование средств. Приходится скакать в древних казённых гробах и тащить с собой шофёра, которому основную массу времени экспедиции делать откровенно нечего, но оплачивать труд которого надо. Так было и на сей раз.
Водил в Карельском научном центре было немало. Сейчас ещё и текучка несильная. Тем не менее есть, совершенно легендарные личности. К Одним из них относится Алексей Романов, известный как просто Леша или Винни-Пух. Так я его и буду дальше называть.
Мои пути с Романовым как-то упорно не пересекались, хотя я работаю в институте уже больше десяти лет. Я уже слышал довольно много анекдотов про него, знал, что его зовут «Винни-Пухом», но самого Винни-Пуха не видел. И вот, наконец, в Янисъярвской экспедиции совпало. Винни-Пух оказался маленьким, толстеньким человечком лет пятидесяти с гаком (в филиале он работает уже больше 30 лет) с невнятной дикцией, чему способствовало почти полное отсутствие у него зубов, а также шлёпанье пухлыми губами. Такой уморительный губошлёп. Жалко, фотографии не сделал. Пытался его снять исподтишка длиннофокусником, но он всё какм-то мрачным выходил. Босс, давая нам ЦУ перед выездом, сказал примерно так: «Съездите с Лёшей Романовым… Ничего, недельку потерпите». Я тогда не придал этому никакого значения. Осознал уже на месте. Лёша был лицом своершенно очаровательным, но тем очарованием, которое приятно издалека и в малых дозах. Анекдоты про него были просто класс. Воспроизведу парочку, чтобы можно было оценить.
Как-то в банный день на стационаре в Киндасово, ещё молодой, неженатый Лёша, который в топлении бани участия не принимал, начал пристраиваться ближе к моменту, когда баня уже была готова. Главным по смене, тогда, по иронии судьбы, был Максимов, возглавлявший и Янсъярвскую экспедицию.
«А что, Толя,» - вопрошал Винни-Пух: «Мужики то когда в баню пойдут? Вот ты когда собираешься».
Это был вброс. Пухленькая блондиночка Света посмотрела на Лёшу своими васильковыми глазками и радостно сказала: «Ой, Лёша, а ты что, не знаешь? Мы же все вместе пойдём!»
Эффект был, к восторгу публики, потрясающий. Лёша покраснел, как рак, и уткнувшись в пол, прошлёпал губами: «Да я, вообще то, просто помыться хотел...»
Собственно, тридцать лет спустя, он всё такой же трогательный и неприспособленный. В первый же полевой день (я описывал, как проходила работа в поле) мы оставили машину с водителем на вырубке, а сами ушли работать за два-три километра. Дорога там была непроезжая, вот и пришлось идти. У нас то работа, а у водителя - безделье. Это время (а оно составляет заведомое большинство рабочего дня) шофёры используют кто как. Кто-то ловит рыбу, кто-то читает. В позапрошлом году с нами ездил студент-заочник, который использовал свободное время для конспектирования учебников. Лёша же откровенно мучался. Мало что бездельем, так он ещё и сидел всё время в закрытой буханке. Вы представляете, как накаляется воздух в железном УАЗике в районе полдня? Там же реально продохнуть нельзя. Приоткрытие окна не помогает, к тому же, на температуру и углекислый газ начинают лететь орды голодных слепней, которых в машину может набиться очень много. Когда я вернулся, майка Романова была мокрая, будто он обливался водой. Я даже опешил: «А чего ты на улицу не вышел?!» Ответ был стоический: «Там слепни».
Ладно, я молчу, что мы весь день с теми же слепнями на улице, да нам при этом работать надо. Но, ёлы-палы. В десяти метрах от тебя полог леса. Отгони машину под него, чтобы хотя бы солнцем не жарило. Но нет, Лёша продолжал стоически терпеть. И так повторялось из раза в раз. При этом, маясь откровенным бездельем, Винни-Пух даже не пытался сделать сам хоть что-нибудь. Казалось, во сколько мы обедать придём, известно. Сварить макароны с тушёнкой – одно из самых нехитрых дел в мире. Но всё равно Романов сидел и ждал, пока придут научники, вскипятят воду и сварят злосчастные макаронные изделия. Сам он, в лучшем случае, разжигал примус. И то только после того, как попросят. Дома он, соответственно, тоже в приготовлении пищи участия не принимал. Пару раз помыл посуду после того, как ему сказали. Этакое большое, неприспособленное дитя.
У орнитологов на стационаре в этом плане строго. Есть график дежурств, и хочешь ты готовит, умеешь ли, никого не колышет. Готовь. Как-то они заставляли готовить и Лёшу. Накрыли на обед, разливают из половника, Хохлова (единственная женщина в мужской компании) тянется к нарезанному хлебу:
«Лёша, дай там хлебушка».
«Погоди, ещё люди не брали…»
Однако, самой жизни Винни-Пух нам дал в пропавший день. Тогда к середине дня начал накрапывать дождь, а потом и вовсе ливануло как из ведра, и дождило весь день и всю ночь. Решили ехать домой. Заскочили в магазин, купили кое-какой мелочи. Лёша что-то подзадержался. Выходит из магазина с увесистым пакетом.
Тут надо пояснить, насчёт выпивки в экспедиции. Мы с Максимовым не особые любители этого дела. Взяли с собой бутылку водки на привальную, спирта, «погоду править» и ящик пива, которое пили по вечерам после работы. Лёша нашим пивом оказался разочарован. Мы то брали лёгкие сорта жажду утолять, и никаких ершей типа «Охоты крепкой». Крепкое было выпито в первые два дня, вобщем, беда. Вот в магазине он и взял два литра «Охоты крепкой» и бутылку коньяка, а так же кучу сухариков «Емеля». Но всё это мы увидили потом. Пока же мы решили приготовить обед поплотнее, а ужина не делать. Пока мы тушили на обед картошку, Лёша употребил все два литра пива и радостно выкатил коньяк. Пришлось пить, хотя я, как сидящий на разливе, себе наливал поменьше. Сам Лёша стал бодр и жизнерадостен, рассказывал своей неважной дикцией похабные анекдоты и пытался петь. Вся надежда была на то, что сейчас он перейдёт ту незримую черту градусов, после которой пьяный отрубается и уже никому не мешает. Вроде отрубился. Фиг там. Вечером сидим, Максимов свои мхи разбирает, я Сапковского читаю, пришлёпывает Винни-Пух в семейных трусах. «А что ребят, когда кушенькать будем?». Пришлось варить ему геркулесовую кашу. Посадили его есть, а он сидит, звездоболит, анекдоты похабные рассказывает… Максимов стоически не подавал виду, а у меня в глазах, кажется, читалось, «Лёша, когда же ты заткнёшься?!» Слава Б-гу, он ничего наутро не помнил. Даже спросил нас, когда мы ужинали. Хотя возможно, он подозревал, что уложив его спать, мы достали рябчиков, ананасы и шампанское, и отпраздновали внеочередной выходной.
Вот какой чудной был этот Незнайка. (С) :)
Водил в Карельском научном центре было немало. Сейчас ещё и текучка несильная. Тем не менее есть, совершенно легендарные личности. К Одним из них относится Алексей Романов, известный как просто Леша или Винни-Пух. Так я его и буду дальше называть.
Мои пути с Романовым как-то упорно не пересекались, хотя я работаю в институте уже больше десяти лет. Я уже слышал довольно много анекдотов про него, знал, что его зовут «Винни-Пухом», но самого Винни-Пуха не видел. И вот, наконец, в Янисъярвской экспедиции совпало. Винни-Пух оказался маленьким, толстеньким человечком лет пятидесяти с гаком (в филиале он работает уже больше 30 лет) с невнятной дикцией, чему способствовало почти полное отсутствие у него зубов, а также шлёпанье пухлыми губами. Такой уморительный губошлёп. Жалко, фотографии не сделал. Пытался его снять исподтишка длиннофокусником, но он всё какм-то мрачным выходил. Босс, давая нам ЦУ перед выездом, сказал примерно так: «Съездите с Лёшей Романовым… Ничего, недельку потерпите». Я тогда не придал этому никакого значения. Осознал уже на месте. Лёша был лицом своершенно очаровательным, но тем очарованием, которое приятно издалека и в малых дозах. Анекдоты про него были просто класс. Воспроизведу парочку, чтобы можно было оценить.
Как-то в банный день на стационаре в Киндасово, ещё молодой, неженатый Лёша, который в топлении бани участия не принимал, начал пристраиваться ближе к моменту, когда баня уже была готова. Главным по смене, тогда, по иронии судьбы, был Максимов, возглавлявший и Янсъярвскую экспедицию.
«А что, Толя,» - вопрошал Винни-Пух: «Мужики то когда в баню пойдут? Вот ты когда собираешься».
Это был вброс. Пухленькая блондиночка Света посмотрела на Лёшу своими васильковыми глазками и радостно сказала: «Ой, Лёша, а ты что, не знаешь? Мы же все вместе пойдём!»
Эффект был, к восторгу публики, потрясающий. Лёша покраснел, как рак, и уткнувшись в пол, прошлёпал губами: «Да я, вообще то, просто помыться хотел...»
Собственно, тридцать лет спустя, он всё такой же трогательный и неприспособленный. В первый же полевой день (я описывал, как проходила работа в поле) мы оставили машину с водителем на вырубке, а сами ушли работать за два-три километра. Дорога там была непроезжая, вот и пришлось идти. У нас то работа, а у водителя - безделье. Это время (а оно составляет заведомое большинство рабочего дня) шофёры используют кто как. Кто-то ловит рыбу, кто-то читает. В позапрошлом году с нами ездил студент-заочник, который использовал свободное время для конспектирования учебников. Лёша же откровенно мучался. Мало что бездельем, так он ещё и сидел всё время в закрытой буханке. Вы представляете, как накаляется воздух в железном УАЗике в районе полдня? Там же реально продохнуть нельзя. Приоткрытие окна не помогает, к тому же, на температуру и углекислый газ начинают лететь орды голодных слепней, которых в машину может набиться очень много. Когда я вернулся, майка Романова была мокрая, будто он обливался водой. Я даже опешил: «А чего ты на улицу не вышел?!» Ответ был стоический: «Там слепни».
Ладно, я молчу, что мы весь день с теми же слепнями на улице, да нам при этом работать надо. Но, ёлы-палы. В десяти метрах от тебя полог леса. Отгони машину под него, чтобы хотя бы солнцем не жарило. Но нет, Лёша продолжал стоически терпеть. И так повторялось из раза в раз. При этом, маясь откровенным бездельем, Винни-Пух даже не пытался сделать сам хоть что-нибудь. Казалось, во сколько мы обедать придём, известно. Сварить макароны с тушёнкой – одно из самых нехитрых дел в мире. Но всё равно Романов сидел и ждал, пока придут научники, вскипятят воду и сварят злосчастные макаронные изделия. Сам он, в лучшем случае, разжигал примус. И то только после того, как попросят. Дома он, соответственно, тоже в приготовлении пищи участия не принимал. Пару раз помыл посуду после того, как ему сказали. Этакое большое, неприспособленное дитя.
У орнитологов на стационаре в этом плане строго. Есть график дежурств, и хочешь ты готовит, умеешь ли, никого не колышет. Готовь. Как-то они заставляли готовить и Лёшу. Накрыли на обед, разливают из половника, Хохлова (единственная женщина в мужской компании) тянется к нарезанному хлебу:
«Лёша, дай там хлебушка».
«Погоди, ещё люди не брали…»
Однако, самой жизни Винни-Пух нам дал в пропавший день. Тогда к середине дня начал накрапывать дождь, а потом и вовсе ливануло как из ведра, и дождило весь день и всю ночь. Решили ехать домой. Заскочили в магазин, купили кое-какой мелочи. Лёша что-то подзадержался. Выходит из магазина с увесистым пакетом.
Тут надо пояснить, насчёт выпивки в экспедиции. Мы с Максимовым не особые любители этого дела. Взяли с собой бутылку водки на привальную, спирта, «погоду править» и ящик пива, которое пили по вечерам после работы. Лёша нашим пивом оказался разочарован. Мы то брали лёгкие сорта жажду утолять, и никаких ершей типа «Охоты крепкой». Крепкое было выпито в первые два дня, вобщем, беда. Вот в магазине он и взял два литра «Охоты крепкой» и бутылку коньяка, а так же кучу сухариков «Емеля». Но всё это мы увидили потом. Пока же мы решили приготовить обед поплотнее, а ужина не делать. Пока мы тушили на обед картошку, Лёша употребил все два литра пива и радостно выкатил коньяк. Пришлось пить, хотя я, как сидящий на разливе, себе наливал поменьше. Сам Лёша стал бодр и жизнерадостен, рассказывал своей неважной дикцией похабные анекдоты и пытался петь. Вся надежда была на то, что сейчас он перейдёт ту незримую черту градусов, после которой пьяный отрубается и уже никому не мешает. Вроде отрубился. Фиг там. Вечером сидим, Максимов свои мхи разбирает, я Сапковского читаю, пришлёпывает Винни-Пух в семейных трусах. «А что ребят, когда кушенькать будем?». Пришлось варить ему геркулесовую кашу. Посадили его есть, а он сидит, звездоболит, анекдоты похабные рассказывает… Максимов стоически не подавал виду, а у меня в глазах, кажется, читалось, «Лёша, когда же ты заткнёшься?!» Слава Б-гу, он ничего наутро не помнил. Даже спросил нас, когда мы ужинали. Хотя возможно, он подозревал, что уложив его спать, мы достали рябчиков, ананасы и шампанское, и отпраздновали внеочередной выходной.
Вот какой чудной был этот Незнайка. (С) :)
Комментариев нет:
Отправить комментарий